И вот сидим мы как-то с братом вечером, покуриваем после плотного ужина, и вдруг я решился:

-   Юра, пойдем завтра в пещеру?

Вместо ответа он вяло покрутил указательным пальцем у виска. Помолчали. Он еще раз покрутил пальцем, затушил окурок, равнодушно зевнул и отправился спать.

Рано утром я увидел своего брата за странным занятием: он заправлял керосином фонарь “летучая мышь”. Где в течение одной короткой ночи он смог его раздобыть до сих пор для меня остается тайной. Тем более что их давно нет в продаже, а выпускать прекратили еще, вероятно, до начала столетней войны.

-                    Идем в пещеру? – обрадовался я.

-                    Собирайся, - буркнул он в ответ.

К обеду мы были у входа.

По дну оврага, продираясь среди зеленой травы и кустов, журчал веселый ручеек, ярко светило солнце, прогревая меня даже сквозь двойные штаны и телогрейку. Норбер Кастере уверял, что в пещерах очень холодно. Из плоского горизонтального хода высотой сантиметров тридцать, который маняще уходил в черноту, тянет холодом, сыростью, какой-то гнилью. Видно ближайшую стену серого камня.

Извиваясь и толкая впереди себя “летучую мышь”, я ползу внутрь. Мелкие острые камешки впиваются в колени и локти (хотя и защищенные двойными брюками и телогрейкой). Со света ничего не видно впереди. Наша лампа, кажется, вообще не светит. Острый холод страха осторожно стучится в сердце и проникает до шейных позвонков. Нет, я ошибся! Это мокрая, липка глина, тонким слоем висящая на потолке, отваливается и падает за шиворот.